Война  могла  закончиться   в 1943 году

                                          Интервью, данное историком В.М. Фалиным

 

                                      Союзники:  поцелуи  ангелов
В современной историог­рафии Второй мировой войны существуют различные оценки ее заключительного этапа. Одни специалисты утвержда­ют, что война могла закон­читься намного раньше, —известны, в частности, ме­муары маршала Чуйкова, ко­торый об этом писал. Другие считают, что она могла за­тянуться еще, как минимум, на год. Кто ближе к истине? И в чем она? Какой точки зрения придерживаетесь вы?

—По этому вопросу спор­ит не только сегодняшняя историография. О сроках ве­дения войны в Европе и о времени ее окончания шли дискуссии еще в ходе войны. Они велись непрестанно с1942 года. Если быть точным, то сей вопрос занимал поли­тиков и военных с сорок пер­вого года, когда подавляющее большинство государственных деятелей, включая Рузвельта и Черчилля полагали, что Советский Союз продержится максимум, четыре-шесть не­дель. Только Бенеш верил и утверждал, что СССР устоит перед нацистским нашествием и, в конечном счете, разобь­ет Германию.

—  Эдуард Бенеш, если я правильно помню, был прези­дентом Чехословакии в эмиг­рации. После Мюнхенского сговора 1938 года и захвата страны он находился в Вели­кобритании?

—  Да. Затем, когда эти, оценки и, если дозволите,  расценки нашей жизнестой­кости не сбылись, когда под Москвой Германия потерпела первое, подчеркиваю, страте­гическое поражение во Вто­рой мировой войне, взгляды резко переменились. На За­паде зазвучали опасения, как бы Советский Союз не вы­шел из этой войны слишком сильным. А если он действи­тельно окажется слишком сильным, то станет опреде­лять лицо будущей Европы. Так говорил Берле, замести­тель госсекретаря США, координатор американских разведок.  Так считало и окружение Черчилля, включая очень солидных людей, разрабаты­вавших до войны и в ходе войны доктрину действий британских вооруженных сил и всей британской политики. Это объясняет во многом сопротивление Черчилля от­крытию второго фронта в 1942 году. Хотя Тивербрук, Криппе в британском руко­водстве, и, особенно, Эйзен­хауэр и другие разработчики американских военных пла­нов полагали, что есть и технические, и иные предпо­сылки для того, чтобы нане­сти немцам поражение именно в сорок втором году. Использовать фактор отвле­чения подавляющей части германских вооруженных сил на восток и, по существу, открытое для вторжения 2000-километровое побере­жье Франции, Голландии, Бельгии, Норвегии, да и са­мой Германии для армий союзников. Вдоль Атланти­ческого побережья у нацис­тов тогда не имелось ника­ких долговременных оборо­нительных сооружений.

Более того, американские военные настаивали и убеж­дали Рузвельта (есть несколь­ко меморандумов от Эйзен­хауэра на этот счет), что вто­рой фронт необходим, что второй фронт возможен, что открытие второго фронта сделает войну в Европе, в принципе, кратковременной и заставит Германию капиту­лировать. Если не в сорок втором году, то, самое по­зднее, в сорок третьем.

Но подобные расчеты ни­как не устраивали Великоб­ританию и деятелей консер­вативного склада, которых на американском Олимпе было предостаточно.

   -Кого вы имеете в виду?

—Ну, например, крайне недружественно в отношении СССР был настроен весь госдепартамент во главе с Хэллом. Это объясняет, по­
чему Рузвельт не взял с со­бой Хэлла на Тегеранскую конференцию, а протоколы встреч «большой тройки» госсекретарь получил для­
ознакомления через шесть ме­сяцев после Тегерана. Курьез в том, что Гитлеру протоко­лы были доложены полити­ческой разведкой Рейха через три   или  четыре   недели. Жизнь полна парадоксов.

   После Курской битвы 1943 года, завершившейся пора­жением вермахта, 20 августа в Квебеке заседали началь­ники штабов США и Вели­кобритании, а также Чер­чилль и Рузвельт. В повест­ке дня стоял вопрос о воз­можном выходе Соединен­ных Штатов и Британии из антигитлеровской коалиции и о вступлении в союз с нацистскими генералами для ведения совместной войны против Советского Союза.

      -Почему?

       -А потому, что по идеологии Черчилля и тех, кто эту идеологию разделял в Вашингтоне, нужно было «задержать этих русских  варваров» так далеко на восто­ке, как только можно. Если не разбить Советский Союз, то предельно ослабить его. Прежде всего, руками нем­цев. Так ставилась задача.

Это старый-престарый черчиллевский умысел. Он раз­вивал эту идею в разговорах с генералом Кутеповым еще в 1919 году. Американцы, англичане и французы терпят неудачу и не могут задавить Советскую Россию, говорил он. Нужно возложить эту за­дачу на японцев и немцев. В аналогичном ключе Черчилль наставлял в 1930 году Бис­марка, первого секретаря посольства Германии в Лондоне. Немцы повели себя в Первой мировой войне, как недоумки, утверждал он. Вместо того чтобы сосредо­точиться на разгроме России, начали войну на два фронта. Если бы они занялись толь­ко Россией, то Англия нейт­рализовала бы Францию.

Для Черчилля это была не столько борьба с большеви­ками, сколько продолжение Крымской войны 1853 — 1856 года, когда Россия хо­рошо ли плохо ли старалась положить предел британской экспансии.

—В Закавказье, Централь­ной Азии, на богатом нефтью  Ближнем Востоке...

—Естественно. Следова­тельно, когда мы говорим о разных вариантах ведения войны с нацистской Германией, не должно забывать о разном отношении к филосо­фии союзничества, к обяза­тельствам, которые брали Пе­ред Москвой Англия и США

    Отвлекусь на мгновение. В Генте в 1954 или 1955 году проходил симпозиум священ­ников по теме — целуются ли ангелы? В итоге много­дневных дебатов были сдела­ны выводы: целуются, но без страсти. Союзнические отно­шения в антигитлеровской коалиции в чем-то напоми­нали ангельскую причуду, если не сказать, поцелуи Иуды. Обещания были без обязательств или — хуже того — для введения советс­кого партнера в заблуждение.

Такая тактика, напомню, сорвала переговоры СССР, Великобритании и Франции в августе 1939 года, когда еще можно было сделать что-то для сдерживания на­цистской агрессии. Демонст­ративно не оставили советс­кому руководству иного вы­бора, как заключить с Гер­манией договор о ненападе­нии. Нас подставили под удар изготовившейся к аг­рессии нацистской военной машины. Сошлюсь на установку, как она была сфор­мулирована в кабинете Чемберлена: «Если Лондону не уйти от соглашения с Совет­ским Союзом, британская подпись под ним не должна означать, что в случае напа­дения немцев на СССР анг­личане придут на помощь жертве агрессии и объявят Германии войну. Мы долж­ны зарезервировать возмож­ность заявить, что Великоб­ритания и Советский Союз по-разному толкуют факты».

— Известный исторический пример, когда Германия в сен­тябре 1939 года напала на Польшу, союзника Великобри­тании, Лондон объявил Берлину войну, но не сделал ни одного серьезного шага, чтобы чем-то реально помочь Вар­шаве.

—  Но в нашем случае не шло речи даже о формаль­ном  объявлении   войны. Тори исходили из того, что немецкий каток пройдет до Урала и попутно все утрам­бует. Некому будет сетовать
на коварство Альбиона.

Эта связь времен, связь со­бытий существовала во время войны. Она давала пишу для размышлений. И эти раз­мышления, как мне представ­ляется, были не очень опти­мистичными для нас.

                                  «Нас продолжали подставлять под удар»

—  Но давайте вернемся к рубежу сорок четвертый  - сорок пятый год. Могли мы закончить войну раньше мая или нет?

— Поставим вопрос так: почему высадка союзников  планировалась именно на со­рок четвертый год? Этот мо­мент почему-то никто не ак­центирует. Между тем дата выбрана совершенно не слу­чайно. На Западе принимали в расчет, что под Сталингра­дом мы потеряли огромное количество солдат и офице­ров, боевой техники. Колос­сальные жертвы были и на Курской дуге. Танков мы потеряли больше, чем немцы.

В сорок четвертом году страна мобилизовала уже семнадцатилетних мальчи­шек. Деревню практически всю вычистила. Только на оборонных заводах щадили возраст 1926 — 1927 гола. —  их директора не отпускали.

Американская и британс­кая разведка, оценивая пер­спективы, сходилась на том, что к весне 1944 года насту­пательный потенциал Совет­ского Союза будет исчерпан. Что людские резервы будут полностью израсходованы, и Советский Союз не сможет нанести вермахту удара, сравнимого с Московской, Сталинградской и Курской битвами. Стало быть, ко времени высадки союзников, увязнув в противостоянии с нацистами, мы уступим США и Англии стратегичес­кую инициативу.

К моменту высадки союзни­ков на континент был приуро­чен и заговор против Гитлера. Приведенные к власти в Рейхе генералы должны были распу­стить Западный фронт и от­крыть американцам и англича­нам простор для оккупации Германии и «освобождения» Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Югославии, Австрии…   Красная армия должна была быть остановлена на границах 1939 года.

 Но сорвалось. Гитлер после покушения остался жив, Роммель оказался тяжело раненным и выбыл из игры,  хотя на Западе делали ставку именно на него. Остальные генералы струсили. Случилось то, что случилось. Легкого марша по Германии под бравурную музыку американцев не вышло. Они ввязались в бои, временами тяжелые, вспомним Арденнскую операцию. Тем менее, решали свои задачи. Решали их порой достаток цинично.

Приведу конкретный пример. Войска США подошли к Парижу. Там началось восстание. Американцы оста­новились в тридцати кило­метрах от столицы Франции и ждали, пока немцы пере­бьют восставших, так как это были, в первую очередь, коммунисты. Убито было там, есть разные данные, от трех до пяти тысяч человек. Но восставшие овладели си­туацией, и только тогда аме­риканцы взяли Париж. То же самое отмечалось и на юге Франции...

   Осенью сорок четвертого года в Германии прошло не­сколько совещаний, которы­ми руководил Гитлер, а по­том по его поручению Йодль и Кейтель. Смысл их сводился к следующему — если устроить американцам хорошую взбучку, у США и Англии пробудится большой вкус к переговорам, которые велись втайне от Москвы в 1942 — 1943 годах.

  Арденнская операция за­мышлялась в Берлине не как операция на победу в войне, а как операция на подрыв союзнических отношений между Западом и Советским Союзом. США должны были понять, на­сколько еще сильна Герма­ния, насколько она интерес­на для западных держав в их противоборстве с Советским Союзом. И насколько у са­мих союзников не хватит ни сил, ни воли, чтобы остано­вить «красных» на подступах к территории Германии.

Гитлер подчеркивал, что никто не будет говорить со страной, которая находится в тяжелой ситуации, — с нами будут говорить только тогда, когда вермахт пока­жет, что он — сила.

Внезапность была решаю­щим козырем. Союзники за­няли зимние квартиры, счита­ли, что Эльзасский район, Арденнские горы — прекрас­ное место для отдыха и очень плохое место для боевых опе­раций. Немцы между тем со­бирались прорваться к Роттер­даму и отрезать возможность американцам пользоваться портами Голландии. И это об­стоятельство полностью решит всю западную кампанию.

Начало Арденнской опера­ции несколько раз отклады­валось. Сил у Германии не хватало. И она началась именно в тот момент, когда зимой сорок четвертого Красная армия вела тяже­лейшие бои в Венгрии, в районе Балатона и под Бу­дапештом. На кону были последние источники нефти — в Австрии и кое-какие в самой Венгрии, которые контролировались немцами.

Это была одна из причин, почему Гитлер решил защи­щать Венгрию, несмотря ни на что. И почему он в раз­гар Арденнской операции и перед началом Эльзасской операции начал по существу оттягивать силы с западного направления и перебрасы­вать войска на советско-вен­герский фронт. Главная сила 6-я танковая армия СС была снята с Арденн и переброшена в Венгрию.

 По существу началась пере­дислокация еще до того пани­ческого обращения к Сталину Рузвельта и Черчилля, когда они, в переводе с дипломати­ческого на обычный язык, начали просить: помогите, спасите, мы оказались в беде.

А Гитлер прикидывал, и этому есть доказательства, что если наши союзники столь часто подставляли под удар Советский Союз и неприкры­то выжидали, а выдержит ли Москва, не сломается ли Красная армия, то и мы мо­жем так поступить. Как в со­рок первом они выжидали, когда падет столица СССР, когда в сорок втором не толь­ко Турция и Япония, но и США ждали, не сдадим ли мы Сталинград, чтобы ре­шиться на пересмотр своей политики. Ведь союзники не поделились с нами даже развединформацией, например, о планах наступления немцев через Дон на Волгу и далее — на Кавказ, и прочее-прочее...

—Эту информацию, если не ошибаюсь, нам передала леген­дарная «Красная капелла».

—Американцы не предос­тавляли нам никакой инфор­мации, хотя имели ее по дням и часам. В том числе ио подготовке операции «Ци­тадель» на Курской дуге...

У нас, конечно, имелись весомые основания присмот­реться, насколько наши со­юзники умеют воевать, на­сколько они хотят воевать и насколько они готовы про­двигать свой главный план при осуществлении операции на континенте — план, ко­торый назывался «Рэнкен». Не «Оверлорд» был основой, а «Рэнкен», который предус­матривал установление анг­ло-американского контроля над всей Германией, над всеми государствами Восточ­ной Европы, чтобы не допу­стить туда нас.

     Эйзенхауэр, когда был назначен командующим силами второго фронта,

получил директиву готовить «Оверлорд», но всегда иметь в виду «Рэнкен».  Если сложатся благоприятные условия для проведения плана «Рэн­кен», отбросить «Оверлорд», и все силы направить на выполнение плана «Рэнкен». Восстание в Варшаве было начато под этот план. И многое другое проводилось под этот план.

В этом смысле сорок чет­вертый год, конец его — на­чало сорок пятого стал мо­ментом истины. Война шла не на двух фронтах — Вос­точном и Западном, а война шла на два фронта. Фор­мально союзники вели бое­вые действия, для нас очень важные — какую-то часть германских войск они, безус­ловно, связывали. Но глав­ный их замысел был остано­вить, по возможности, Со­ветский Союз, как говорил Черчилль, и более резко вы­ражались отдельные амери­канские генералы, «остано­вить потомков Чингисхана».

Между прочим, эту мысль в грубо антисоветской форме Черчилль сформулировал еще в октябре сорок второго года, когда еще не началось наше контрнаступление 19 ноября под Сталинградом. «Нужно остановить этих варваров как можно дальше на востоке».

И когда мы говорим о на­ших союзниках, — я ни в коем случае не хочу и не могу умалять заслуги солдат и офицеров союзных войск, которые воевали, как и мы, не зная ничего о политичес­ких интригах и махинациях своих правителей, воевали честно и стойко; я не ума­ляю помощи, которая нам досталась по ленд-лизу, хотя мы никогда не были глав­ными получателями этой помощи — я просто хочу сказать, насколько сложной, противоречивой и опасной была ситуация для нас на протяжении всей войны до ее победного салюта. И на­сколько трудным порой было принятие того или иного решения. Когда нас не просто водили за нос, а продолжали и продолжали просто подставлять под удар.

—То есть война действи­тельно могла закончиться мно­го раньше мая сорок пятого?

—Если абсолютно откро­венно ответить на этот воп­рос, то я скажу: да, могла. Только не вина нашей стра­ны в том, что она не закон­
чилась еще в сорок третьем году. Не наша вина. Если бы наши союзники честно вы­полняли свой союзнический долг, если бы они придержи­вались тех обязательств, которые брали перед Советским

Союзом в сорок первом, со­рок втором и в первой поло­вине сорок третьего года. А так как они этого не сделали, война затянулась, как мини­мум, на полтора-два года.

А главное — не будь этих затяжек с открытием второ­го фронта, жертв среди со­ветских людей и среди со­юзников, особенно на окку­пированной территории Ев­ропы, было бы на 10 — 12 миллионов меньше. Не ра­ботал бы даже Освенцим, он ведь начал действовать на полную мощность в сорок четвертом году...

Виктор ЛИТОВКИН,

военный обозреватель

РИА «Новости».

Доктор исторических наук Валентин Фалин с 1950 года был послом СССР в ФРГ. В 80-е годы – руководитель агентства печати «Новости», в 1988-1991 г.заведующий Международным отделом ЦК КПСС.

 

                                                                                     В оглавление